Роберт Говард был большой ценитель и знаток поэзии. Среди его любимых поэтов были Редьярд Киплинг, Эдгар По, Омар Хайям, Гилберт Честертон, Оскар Уайльд... Но ведь и он сам писал стихи. Не только поэмы наподобие «Царя и дуба» или «Возвращения Соломона Кейна» — также и стихотворения, не относящиеся к тому или иному циклу. Данная тема и посвящена поэзии Говарда (в переводах на русский язык).
Смотрю как волны зыблются в ночи И размыкают берега кольцо. Верхушки скал острее, чем мечи, А ветер неизменно бьёт в лицо.
Я на пороге выбора застыл. Ночное небо звёзды серебрят. И чей-то голос шепчет, глух и стыл: «Из Чернозыбья нет пути назад...»
Black seas
I have heard black seas booming in the night On dim uncharted shores beneath the stars, With reefs that never gleamed to moral sight, And winds that never hastened man-hewn spars.
I waver on the threshold of my choice — Oh, silver stars that gleam the oceans black! — For through the night there sounds a nameless Voice: «Who ride the dusty seas — they come not back.»
Король и Дуб
Подкрадывалась к солнцу тень. По небу плыл орёл. Широкой просекой в лесу мечник высокий брёл. «Король идёт! Идёт король!» — к стволу склонялся ствол. Метнулась тень — и солнца след простыл, и ночь — черна. Но тут же прободала мглу лобастая луна. И призрачным сияньем мир наполнился до дна. Деревья навевали жуть, ветвями шевеля. Как будто — чудища пришли взглянуть на короля. Как будто — кости мертвецов извергнула земля. Не счесть вокруг горящих глаз, не счесть покляпых рыл. И вдруг пятиобхватный дуб корнями землю взрыл, Прополз вперёд и королю проход загородил. Тот даже вскрикнуть не успел — узлистые суки Его зажали в кулаке, рассудку вопреки, И выпал сломанный кинжал из сломанной руки. И тут запели древеса, стоявшие молчком, Так, словно вытолкнули вдруг из горла горький ком: «Низвергли люди нашу власть, но мы своё возьмём!» Король подумал, что сейчас пойдёт лесная рать И уничтожит мир людей, топча за пядью пядь. Так он подумал прежде чем сознанье потерять. Руками попирая ствол, стоял он поутру. Всё было тихо. Лишь листва шепталась на ветру. Король на свой вернулся путь стряхнув с одежд кору.
The King and the Oak
Before the shadows slew the sun the kites were soaring free, And Kull rode down the forest road, his red sword at his knee; And winds were whispering round the world: «King Kull rides to the sea.» The sun died crimson in the sea, the long gray shadows fell; The moon rose like a silver skull that wrought a demon's spell, For in its light great trees stood up like spectres out of hell. In spectral light the trees stood up, inhuman monsters dim; Kull thought each trunk a living shape, each branch a knotted limb, And strange unmortal evil eyes flamed horribly at him. The branches writhed like knotted snakes, they beat against the night, And one gray oak with swayings stiff, horrific in his sight, Tore up its roots and blocked his way, grim in the ghostly light. They grappled in the forest way, the king and grisly oak; Its great limbs bent him in their grip, but never a word was spoke; And futile in his iron hand, a stabbing dagger broke. And through the monstrous, tossing trees there sang a dim refrain Fraught deep with twice a million years of evil, hate and pain: «We were the lords ere man had come and shall be lords again.» Kull sensed an empire strange and old that bowed to man's advance As kingdoms of the grass-blades before the marching ants, And horror gripped him; in the dawn like someone in a trance. He strove with bloody hands against a still and silent tree; As from a nightmare dream he woke; a wind blew down the lea, And Kull of high Atlantis rode silent to the sea.
И вот стихотворение, которое я сам однажды пытался переводить. Очень оно мне нравится.
Осень
Гомерову струну подгрызла ржа. Кружится жёлтый лист по белу свету. И древеса, затравленно дрожа, А провисшем небе видят смерти мету.
Снялась со взморья стая чёрных птиц За край небес, похожий на секиру. А ветер расхитителем гробниц Проходит по стенающему миру.
Упали с веток мёртвые плоды. Трава сомкнулась над разбитой лютней. Прибой слизнул с песка мои следы. Жизнь кажется всё зыбче, всё минутней.
Autumn
Now is the lyre of Homer flecked with rust, And yellow leaves are blown across the world, And naked trees that shake at every gust Stand gaunt against the clouds autumnal-curled.
Now from the hollow moaning of the sea The dreary birds against the sunset fly, And drifting down the sad wind's ghostly dree A breath of music echoes with a sigh.
The barren branch shakes down the withered fruit, The seas faint footprints on the strand erase; The sere leaves fall on a forgotten lute, And autumn's arms enfold a dying race.
Отправлено: 14.05.08 17:14. Заголовок: Вот еще перевод дово..
Вот еще перевод довольно известного творения Говарда, выполненный Максимом Калининым:
Киммерия
Я помню: За чернолесьем прячутся холмы. В подлобье неба вьются облака. В траве крадутся мутные ручьи. Ютится ветер в каменных щелях. До горизонта взгорбья громоздят Обросшие кустарником холмы. Заматерелый край. С крутой скалы Туманным взором видит человек Единственно холмы, за строем строй — Как близнецы в обвислых башлыках. Издревле помрачённая земля, Обетованье снам и облакам. Разлапистые дремлют древеса И ветер в голых прутьях говорит. Больное солнце скупо на лучи И тени — куцы. Этот край зовут: Глубоководье Ночи — Киммерия. Я позабыл за долгие века Все имена, какими был реком. И лишь во сне я слышу свист стрелы И зверя рык. Но не забуду ввек Молчание нахмуренной земли, Напластованье тусклых облаков, Оцепененье вековечных чащ. Глубоководье Ночи — Киммерия.
Cimmeria
I remember The dark woods, masking slopes of sombre hills; The grey clouds' leaden everlasting arch; The dusky streams that flowed without a sound, And the lone winds that whispered down the passes. Vista upon vista marching, hills on hills, Slope beyond slope, each dark with sullen trees, Our gaunt land lay. So when a man climbed up A rugged peak and gazed, his shaded eye Saw but the endless vista — hill on hill, Slope beyond slope, each hooded like its brothers. It was gloomy land that seemed to hold All winds and clouds and dreams that shun the sun, With bare boughs rattling in the lonesome winds, And the dark woodlands brooding over all, Not even lightened by the rare dim sun Which made squat shadows out of men; they called it Cimmeria, land of Darkness and deep Night. It was so long ago and far away I have forgotten the very name men called me. The axe and flint-tipped spear are like a dream, And hunts and wars are like shadows. I recall Only the stillness of that sombre land; The clouds that piled forever on the hills, The dimness of the everlasting woods. Cimmeria, land of Darkness and the Night.
Отправлено: 23.08.09 12:44. Заголовок: Валузия Когда на гр..
Валузия
Когда на гребне вала мятежа Вознесся я на трон владык валузских, Убил тирана и с его главы Сорвал корону древних властелинов, То вместе с ней сорвал я и тебя, Как спелый плод, созревший, сочный, сладкий, Мой давний сон, заветная мечта, Валузия, великая держава. Ни разу не был в женщину влюблен, И вот теперь, как в женщину, влюбился В тебя одну, Валузия моя, Страна-колдунья... Ты — владенье снов, Очарований, чар и чародейства, Край призраков, теней забытых царство! Я — Кулл! Я — царь! Тобой владеть я буду, Как долженствует мужу и царю. Я всю тебя возьму — твои просторы, Богатства, тайны древние твои, Труды людей, сокровищ древних клады, Проклятья магов, знанья мудрецов, Дворцы, руины, храмы, города, Долины, горы, реки и ущелья, Все песни ветра, голоса лесные И солнца луч на чашечке цветка. Я все тебе отдам: мою отвагу, Мой меч, мой разум, душу, плоть и кровь! Валузия моя, моя любовь...
Тварь из моря
Это было у края земли, где вели Твердь и море извечный свой спор, Там, где волны на приступ, как воины, шли, Покидая родимый простор. Вал за валом вставал, словно смерти искал, Разбиваясь о берег морской. Ехал берегом Кулл меж утесов и скал, Непонятно охвачен тоской. Ехал вслед за царем на буланом коне Сам прославленный Брул Копьебой, Размышляя о долгой, жестокой войне, Вспоминая последний свой бой. Тучи тучными тушами в небе ползли, И пучина была глубока, И утесы — гранитные кости земли — Подымались кругом из песка. И решил отдохнуть у подножья тех скал Истомленный усталостью Кулл... Брул костер разложил и коней расседлал, Царь прилег на песок и уснул. Резко чайки кричали, и бился прибой В берега, как и будет во век... И увидел такое тут Брул Копьебой, Что еще не видал человек. Выходила из моря живая гора, Непомерно огромная тварь, Направляясь туда, где лежал у костра Мирно спящий Валузии царь. Все выше и выше со мрачного дна Возносясь над бурной водой, Неотвратно, как смерть, приближалась она, Черной глыбой средь пены седой. Вот пала на берег гигантская тень. — Валка! — только и выдохнул Брул, И от этого звука, как чуткий олень, Вмиг вскочил пробудившийся Кулл. Распрямился пружиной — и меч наголо! В сердце кровь, как огонь горяча... Солнце тусклое бледное пламя зажгло На клинке боевого меча. Был могучим размах развернувшихся плеч, Но раздался лишь скрежет и звон. Выбил искры из шкуры чудовища меч, Словно в камень ударился он. Точно адский огонь чешуя горяча И тверда, словно вечный гранит. От зубов и клыков, от огня и меча Жизнь чудовища верно хранит. А оно облизнулось, смотря на царя Как на некую редкую сласть. Запылали глаза, дикой злобой горя, И разверзлась ужасная пасть. Нависало над ними оно, как гора, Выше скал всех на добрую треть, И подумал тут Брул, что, как видно, пора Им обоим пришла умереть. Кулл увидел, что меч чешую не берет. Охватил его яростный гнев И могучим прыжком он рванулся вперед, В пасть врага, словно бешеный лев. Меч вонзился в живую упругую плоть — В тот удар Кулл все силы вложил — И все глубже входил, и добрался он вплоть До сплетения жизненных жил. Испустила тут тварь оглушительный вой, Пал ничком обезумевший Брул, И из пасти отверстой явился живой Царь Валузии, яростный Кулл. Следом хлынула кровь, как пурпурный сок, И кровавым заката был луч, Что окрасил внезапно холодный песок, Пробираясь меж сумрачных туч. И следили они, жаждя смерти врагу, Пикт отважный и доблестный царь, Как под грохот валов на пустом берегу Издыхает ужасная тварь. А потом оседлали горячих коней И поехали медленно прочь. И шумела пучина. И чайки над ней Замолчали. И близилась ночь.
Молитва воина
Мы в поход идем, на Змея Ополчившись, и как встарь Возглавляет наше войско Грозный Кулл — наш славный царь. Скачет в латах и короне, Плащ струится с мощных плеч, И на поясе сверкает Золотой насечкой меч. Скачет царь, грозе подобен. Годы мира позади. Твердь ложится под копыта, Знамя вьется впереди. Милости неба даря, Валка, храни ты царя! Скачем следом за царем мы, Каждый вплоть до пят одет В ужасающе прекрасный Боевой кровавый цвет. Не найти нам в битве равных, Верной гвардии царя, Имя Алые Убийцы С честью носим мы не зря. Скачут Алые Убийцы, Край родимый позади. Твердь ложится под копыта, Злая сеча впереди. Валка, в огне и крови Милость свою нам яви! Вслед за нами рысью скачет Грозных воинов отряд. Как валы седого моря, Мчатся в бой за рядом ряд. Хоть сражаются за деньги, Но надежны, точно твердь, Устрашившись, их обходит Стороною даже смерть. Скачут молча и угрюмо. Годы службы позади. Твердь ложится под копыта. Что-то ждет их впереди? Валка, помилуй ты их, Воинов верных твоих. Вслед за ними скачут пикты В черной коже вместо лат. В их руках зловеще блещет Круто выгнутый булат. Горделиво пикты скачут, Их ведет суровый Брул, А его недаром другом Называет грозный Кулл. Словно ветер, скачут пикты. Пыль клубится позади. Твердь ложится под копыта. Бой кровавый впереди. Валка, на долгие дни Брула ты нам сохрани! Трепещите, слуги Змея! Пробил ваш последний час. Всю скопившуюся ярость Мы на вас обрушим враз. Скоро с вами мы сойдемся. Закипит кровавый бой. Грозный меч владыки Кулла Станет вашею судьбой. Скачем смело мы в сраженье. Дом родимый позади. Твердь ложится под копыта. Знамя Кулла впереди. Валка! Ты, войско храня, Не позабудь и меня.
Жалоба старого корабля
Осторожнее тут, на прогнившем и грязном причале, Где меж черными сваями мертвенно стынет вода. Это я, “Покоритель морей”. Вы меня не узнали? Да и как тут узнать, если прошлое съели года... Был я гордым и стройным пенителем синего моря, Самым лучшим во флоте могучем владыки-царя. Побеждал я всегда, и с врагами, и с бурями споря. Люди “Гордостью Кулла” меня называли не зря. Царь стоял на корме иль на кнехте сидел, как на троне, Вперив взор в океан, словно видел за ним он врага. Жарко плавился полдень, и камни сверкали в короне, И блестели суровою сталью на шлеме рога. С ним мы плыли бесстрашно на поиски стран небывалых, Где под яростным солнцем из швов выступала смола, И нездешние волны качали там чаек усталых, И нездешние звезды гляделись в морей зеркала. По ночам выплывали из бездны, страшны, как кошмары, Твари, коим и имени нет. Кулл рубил их с плеча. И акулы размером с кита, и гиганты кальмары Стали добычей его гарпуна и меча. Мы великого Змея Морского видали однажды, Нам встречались не раз в небе призраки странных судов. В мертвом штиле на южных морях мы томились от жажды, Замерзали на севере, в царстве сверкающих льдов. Бури грозно рычали, и мчали меня, и качали. Налетал вдруг свирепо стремительный яростный шквал, Злобно щерились рифы, и некуда было причалить, И вставал, надвигаясь, девятый погибельный вал. Ветер странствий нас звал за собой. Зову властному внемля, Мы прошли все моря, повидали мы все берега И в бескрайнем просторе нашли неизвестные земли, Те, куда не ступала доселе людская нога. Мы вернулись с победой, омывшись в соленой купели, Облачивши во плоть дерзновенные Кулла мечты. Звуки труб золотых нам великую славу пропели, И встречая нас, с берега люди кидали цветы... А теперь в мертвой гавани я, точно труп на кладбище, Средь гниющих собратьев моих, кораблей боевых. Я, подохший в канаве, ограбленный временем нищий, О котором не вспомнит никто в светлом мире живых. Тишина и тоска. Только звезды далекие блещут. Молча стынет вода, равнодушна, мертва, холодна. Да пришедшая с моря в бог гулкого трюма зловеще Постучится порой, словно вестница смерти, волна.
Не, не, либрусек, как и многие другие источники, в этом случае врет и не краснеет. Этих стихотворений нет в англоязычных библиографиях, а уж если они о Кулле, то должны были быть обязательно! Спрашивал я у Константина Ф. про эти стихи, так он тоже говорит, что не Говард.
Зарегистрирован: 20.08.09
Откуда: РФ, Вологда
Репутация:
1
Отправлено: 23.08.09 18:00. Заголовок: Наоборот. Это Феррин..
Наоборот. Это Ферринг взял из более раннего издания. И убрал оттуда последние два четверостишия. Я даже этот текст на музыку положил однажды... Ну, аккорды просто...
Под крики чаек он шагал по мокрому песку, А море за его спиной готовилось к броску. Как призрак в Девон он вошёл, и кто встречался с ним, Не мог пришельца отнести ни к мёртвым, ни к живым. В глазах его сквозила тень иного бытия. Народ смотрел ему вослед, дыханье затая. В таверну завернув с толпой и молча сев за стол, Кейн кружку глиняную взял и взором зал обвёл. “Сэр Гленвилл мёртв: cпина к спине рубились мы вдвоём В морском сражении — один к пятидесяти трём. Мы в бухте заперли врагов, бросая труп на труп. Акулья стая за кормой жрала кровавый суп. Сэр Гленвилл был силён как лев, но в пушечном дыму Он Смерть увидел, на ядре летящую к нему. Но мы пустили их ко дну. Им всем пришёл конец.” И на запястье у него побагровел рубец. “Что стало с Бесс?” — спросил он вдруг, сев — руки вперехлёст. “Уже без малого семь лет, как ей приют — погост”. Солёный ветер за окном издал тоскливый крик. “Мир праху:” — молвил Соломон и головой поник. Когда же Кейн заговорил, казалось, что не он, А некий дух внутри его рассказывает сон: “В краю, где змеи колдовства сплетаются в клубки, Где Ужас джунгли населил, а Смерть — пустынь пески, Где красноглазых упырей охотничья тропа, Там пирамидами жрецы слагают черепа Во имя той, что много лет над нечистью царит, Она опаснее гюрзы, прекраснее Лилит. Я наблюдал, как ел дикарь другого дикаря, Как чернокожий побелел в объятьях упыря, Как мертвецы по дюнам шли с землёю в волосах, Как демоны о двух крылах кишели в небесах. Случалось многое со мной, всего не перечесть. Теперь я в Девоне родном навек хочу осесть”. Но тут вмешался слабый свист в прибоя тяжкий стон. Как гончий пёс, почуяв дичь, напрягся Соломон. А свист тем временем затих и зазвучал опять. Рука со шрамом длинный меч взяла за рукоять. Во взгляде Кейна заплясал бродяжий огонёк. Скамью отбросил Соломон и вышел за порог. Луна скакала в облаках, в барашках был залив. А Соломон ушёл, пути ни с кем не разделив. Смотрели люди вслед ему за взгорбия холмов, В ушах у каждого из них звучал свистящий зов.
Путь короля
Хватит брехать, шелудивый пес! Нет веры тебе ни в чем! Ты — получил по наследству трон, а я — заслужил мечом! То, что я кровью и потом взял, один против многих орд, Барыга не выторгует вовек и не отберет сам черт! Раньше, когда я рубакой был и крепости с ходу брал, Народ под копыта моих коней и злато бросал и лал. Теперь, когда королем я стал, все подданные мои Жало и яд от меня таят, страшнее, чем у змеи. Мне же — по нраву открытый бой, уловкам я не учен. Сам я на голой земле рожден, где крышею — небосклон. Глотку заткнуть мой заставит меч обманщика и льстеца. Смерть вам, собаки! Я сел на трон, в себе сохранив бойца!
Размышления
Поэт-мозгляк поёт о мелочах: Любви, надежде, вере; о цветах В руках влюблённых в тишину полей; О подвигах тряпичных королей. Поэт-силач, смахнув кровавый пот, Единственно в агонии поёт, Вытягивает невод, ослеплён, Из тьмы, где кольца вьёт Безумье, он, И в ячеях, запутавшись, кишат Чудовища, каких не знает Ад.
Отправлено: 21.11.10 17:57. Заголовок: В обратный путь из д..
В обратный путь из дальних стран вёл Снорри младший нас, У Скагеррака Гальдеран пустил ко дну карбас... Хротгар не бросил нас одних; он был силён как леопард, Но с честью родичей моих он пал, штурмуя Митроград.
Судьба от плена не спасла, и много лун с тех давних пор Кандальный звон и скрип весла вели с рассудком тяжкий спор. Но притупилась боль тоски и вонь баланды на обед, И хитрых греков батоги не сокрушили мой хребет.
Потом - невольничий базар, но отступались торгаши: Здесь раб, смеющийся в глаза, всегда ценился за гроши. Но всё же вызвался храбрец, и отзвенело серебро; Меня в свои сады купец погнал тычками под ребро.
Там душу рвал тяжёлый стон в аду под кронами олив, А по ночам тревожил сон дыханьем ласковым залив, В бреду болела голова, я встал, безудержен и слеп. И, как гнилая тетива, разорвалась гнилая цепь!..
Я хохотал, когда крушил хозяйский череп кулаком, Когда в морской солёный ил с горы катился кувырком. Скорлупки нао мимо шли, и к югу ветер джонки нёс, Когда в синеющей дали вспорол волну драконий нос.
Восток! Ни цепью, ни кнутом ты волка усмирить не смог, И волк ведёт всю стаю в дом, и вновь трубит военный рог. Восток, о сладостный Восток, где кровь светла, где плоть слаба. Всё выше факел и клинок в руках восставшего раба!
Перевод Г. Корчагина.
А это стихи некоего u_96 из livejournal.com
Сегодня я слаб. Сегодня я раб, И я пресмыкаюсь в грязи. Но сбудется Рок, И кончится срок - Я меч подниму из земли.
Нас много таких, В цепях и нагих - Мы встанем плечом к плечу. И в гневе слепом, С огнём и мечом Мы в гости придём к палачу!
Мы не будем пытать, Бить, рубить, проклинать. Вопрос наш прост и суров: За что у одних Есть право других Людей превращать в скотов?
И когда палач На коленях свой плач Принесёт, тряся глазом с бельмом, С наслажденьем рыча Мы ко лбу палача Приложим рабство с клеймом.
Вот теперь все равны В рамках нашей страны - В спецодежде, в цепях и с кайлом. Три мешка на горбу, Клеймо “РАБСТВО” на лбу - Вот, что равенством все мы зовём!
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 2
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума